4 марта 2025Искусство, История

Чтение на 15 минут: «Дом вдали от дома: художники-эмигранты из Российской империи в Стамбуле»

Как русскоязычные художники-эмигранты жили в Константинополе в 1920-х годах? Обеспечивали ли они себя с помощью творчества? Как они повлияли на Константинополь и как он повлиял на них? В издательстве Garage вышла книга историка Екатерины Айгюн о художниках, скульпторах и фотографах и их отношениях с городом на Босфоре. Мы публикуем отрывок про Принцевы острова и побережья Константинополя

**Принцевы острова. Фотография братьев Абдулла. Конец XIX века**Library of Congress

В самом начале 1920-х годов многие русские эмигранты по прибытии в Константинополь решением властей были распределены на Принцевы острова: на Бююкада (Принкипо), Хейбелиада (Халки), Бургазада (Антигони), Кыналыада (Проти) В скобках приведены греческие названия островов., — откуда на корабле можно было добраться до Перы или Исторического полуострова. Достаточно символично, если учесть, что на Принцевых островах ранее жили ссыльные — неугодные священнослужители, свергнутые императоры и императрицы, их родственники и окружение. Кто-то из эмигрантов был размещен в монастырях, кто-то — на дачах островитян (в основном греков, армян и евреев), кто-то — в местных шикарных отелях «Сплендид» и «Калипсо» (хозяином последнего был грек Никола Терзакопулос, муж русской дамы). Из-за оккупации силами Антанты и нескончаемого потока беженцев в городе и на островах царил хаос, и, конечно же, интерьеры многих домов, в том числе Греческого приюта (второе самое крупное деревянное здание в мире, спроектированное Александром Валлори), очень от этого страдали. Тот же Греческий приют, например, эмигранты буквально растаскивали на дрова в холодную пору B. Uras. Büyükada — Moris Danon Koleksiyonu. İstanbul, 2023.. Впрочем, несмотря на тяжелые условия — маленькие комнатушки, необходимость рубить дрова, носить воду, готовить из того, что есть, выращивать овощи и браться за любую, даже самую тяжелую работу, — жизнь продолжалась, а кому-то из эмигрантов удавалось творить.

Алексею Грищенко повезло чуть ли не больше всех: ему как художнику выделили отдельную комнату на вилле Фреско на острове Бююкада и хороший паек A. Gritchenko. İstanbul’da İki Yıl 1919–1921. Bir Ressamın Günlüğü. İstanbul, 2019.. На том же острове жил его друг, художник Леонид Сологуб. Особенно Грищенко занимала природа острова — сосновый лес, персиковые и миндальные деревья, соцветия мимозы и имбирь — и виднеющиеся вдалеке горы. Он подолгу исследовал разные части острова, периодически выполняя этюды в японском стиле, чему, по его собственным словам, способствовала окружающая среда Там же.. Кроме того, Грищенко довольно часто писал Мраморное море, экспериментируя с изумрудно-зеленым и сине-зелеными оттенками.

Можно предположить, что на острове спокойно и воодушевленно работалось и Леониду Браиловскому, его жене Римме и другим членам Художественной мастерской Всероссийского земского союза. В основном они занимались архитектурными моделями (Коломенский дворец в Москве, дом Юсупова в Москве, церковь Иоанна Крестителя в Ярославле, базар в Орле, Масленица в Чугуеве, Тройка, «Русская чайная», Кремль и т. д.), гобеленами, вышитыми шелком и жемчугом иконами, дамскими сумочками, шкатулками и украшениями Аноним. L’exposition des travaux des réfugiés russes. Chevalier Des Grieux // Presse du Soir. 18 октября 1920 года.. Впоследствии практически все это будет показано на выставке в русском посольстве, запечатлено фотографом-любителем из числа эмигрантов Борисом Ивашенцевым (Ивашенцовым) — тоже, кстати, жителем Бююкада, чей фотоархив до сих пор не найден, — выкуплено Томасом Виттемором и отправлено в Соединенные Штаты Фотографии студии на Бююкада и снимки архитектурных моделей см.: E. Bumgardner. Undaunted Exiles. Staunton, 1925. Аноним. Живописное прошлое России // Presse du Soir. 11 ноября 1920 года..

В самом начале 1920-х на острове Бююкада поселился и легендарный философ и мистик Георгий Гурджиев, основавший Институт гармонического развития человека в районе Пера. Один из его учеников и партнеров, писатель и эзотерик-исследователь Петр Успенский с женой к тому времени уже проживал там, а другой — композитор Томас де Хартман (Фома Александрович Гартман) с женой Ольгой — переехал туда почти одновременно с учителем П. Успенский. В поисках чудесного. М., 2019.
T. Hartmann. Our Life with Mr Gurdjieff. 1972.. Практически все время, кроме того, что они проводили в Пере (то есть в институте, «Маяке», на базарах и в обители дервишей ордена Мевлеви), Гурджиев и его круг находились на острове, атмосфера которого вполне располагала к раздумьям и духовным поискам.

Остров Бургазада тоже располагал к творчеству. Вот что писала о нем, обожаемом турецкой писательницей и общественной деятельницей Халиде Эдиб Адывар, одна из эмигранток:

«Вижу игрушечную мечеть с голубым минаретом.
<…>
Вся мечеть на Антигоне сверху донизу обвита мелкими красными розами. Они льются потоками через стены, они сплетаются ветками в воздухе. Такого изобилия роз я и представить себе не могла. <…> Открылся вид на Мраморное море. Мимозы и миндаль стояли в цвету» Л. Белозерская-Булгакова. Воспоминания. М., 1990..

**Наталья Яшвиль. Картина Михаила Нестерова. 1905 год**Wikimedia Commons

В самом начале 1920-х русской колонией Бургазада заправляла художница и общественная деятельница Наталья Яшвиль, чей портрет еще до революции выполнил Михаил Нестеров, известный среди прочего работами на религиозные сюжеты. Сама же Яшвиль в Константинополе/Стамбуле занималась иконописью. На базаре княгини Барятинской в отеле «Пера Палас» выполненные художницей иконы привлекли внимание публики, но, к сожалению для потенциальных клиентов, они были проданы еще до открытия базара американскому коллекционеру (предположительно, Томасу Виттемору) Аноним. Базар кн. М. В. Барятинской // Зарницы. 20 марта 1921 года.
E. Bumgardner. Undaunted Exiles. Staunton, 1925.. О том, как выглядели эти иконы, можно составить некоторое представление по фотографиям Ивашенцева и по созданным Яшвиль открыткам, которые она отправляла людям, оказавшим ей посильную помощь на острове Архив семьи Стернс, Колледж Святого Креста (Вустер, Массачусетс).
E. Bumgardner. Undaunted Exiles. Staunton, 1925.. Художница также руководила созданием кустарных игрушек эмигрантами Бургазада. Эти работы отправлялись в Америку.

Вообще, надо сказать, среди обосновавшихся на острове беженцев было немало творческих людей. Например, некий Шомин, до «исхода» развлекавший своих гостей лепкой их голов из глины, на острове создавал хорошо продававшиеся в районе Пера фигуры из глины и папье-маше (например, «Русская мать-беженка и ее ребенок»), причем раскрашивал их так, чтобы костюмы казались сделанными из шелка и парчи. Пьедесталы для этих работ он делал из коробок и кусочков дерева. К процессу Шомин подходил очень серьезно, а потому на одну фигуру уходило не меньше недели:

«Выражения лиц и позы тел делали эти маленькие хрупкие статуэтки произведениями искусства, которые, если бы они могли быть вылеплены из более прочного материала, принесли бы художнику славу» E. Bumgardner. Undaunted Exiles. Staunton, 1925..

Близость Мраморного моря и Босфора и старинные константинопольские особняки, особенно деревянные, на островах и вообще в отдаленных от Перы/Бейоглу районах напоминали русским эмигрантам об их прежней жизни — об усадьбах и отдыхе в Крыму, где особенно любили собираться интеллектуалы, поэты и художники. Образ «старой усадьбы» стал своего рода лейтмотивом многих эмигрантских стихотворений На основе материалов русской прессы Константинополя (напр., А. Никонов. «На чужбине»).. Уже после образования Турецкой Республики, когда жизнь беженцев немного наладилась, многие искали дачу на лето, и, надо сказать, выбор было не так-то просто сделать — вдоль Босфора, в том числе в Бейкозе, Йеникёе, Тарабье и Бебеке, было немало прекрасных уголков СТЭКЪ. Одна из жемчужин Босфора // Presse du Soir. 4 мая 1926 года.. Так, юному князю Николаю Оболенскому Российская резиденция в Бююкдере с ее обширным парком напоминала Александровку и Алисово («где столько хороших мест и где все это так дорого моему сердцу»), впрочем, в результате его семья сняла дачу в Фенербахче, считавшемся тогда пригородом. Как писал Оболенский в дневнике, во время прогулки они случайно заметили из района Мода «косу, совершенно как на японских картинках, причем земли не было видно, а были видны только деревья и дома» и решили, что это отличное дачное место Н. Оболенский. Дневник 13-летнего эмигранта. СПб., 2003..

Были и те, кто по разным причинам предпочитал дачам периодические поездки на пляжи в преимущественно «дачные» части города. Поначалу пляжи были весьма дикими, да и местные (особенно мусульмане) не знали отдыха в «крымском» стиле, но со временем русское антрепренерство взяло верх. Уже ко второй половине 1920-х эмигранты создали всевозможные станции морских купаний. Вплоть до ужесточений рабочих правил для неграждан в конце 1920-х, когда многое перешло в турецкие руки, пляжным благоустройством в основном занимались именно русские, принимавшие бывших соотечественников на работу в качестве кассиров, кабинщиков, гарсонов, плотников и т. п. Согласно информации в русской прессе Константинополя того времени (особенно 1924 года). Например, во Флории в непосредственной близости от остановки поезда была сооружена гостиница со всеми удобствами, а пляж при ней оборудовали «европейски комфортабельно». Кроме того, имелись сад, пивная, казино, ресторан, фотостудия и даже парикмахерская. Было хорошо продумано автомобильное сообщение между Флорией и разными районами города, при этом автомобиль отходил ежедневно и как минимум трижды в день.

В летнее время клубы и рестораны пустели, а все клубные развлечения «переезжали» на пляж-курорт Флория. Там проводились конкурсы танцев с призами, концерты, работали рестораны первоклассной европейской кухни, запускали фейерверки и даже проходил серпантинный бой на воде. И это если не считать традиционных для пляжей конкурсов плавания, лодочных гонок и других водных состязаний. На память о тех летних днях осталось достаточно много снимков как в русских, так и в турецких архивах (преимущественно частных), на одном из таких фото русская дама, судя по всему утомленная развлечениями, сидит в длинной шубе Возможно, это какой-то костюм — качество фотографии не позволяет понять. на стуле прямо посреди опустевшего пляжа Из архива Гёкхана Акчура. .

**Пляж во Флории. 1930-е годы**Wikimedia Commons

В 1930-е оставшиеся в Стамбуле эмигранты по-прежнему старались выбираться на пляжи и снимать дачи. Одним из завсегдатаев различных побережий города был уже упоминавшийся художник азербайджанского происхождения Ибрагим Сафи, который, будучи мусульманином, чувствовал себя в Турции как дома Вывод сделан на основе слов хорошо знающего его Энвера Тали Четина, опубликованных в книге Ibrahim Safi (İstanbul, 1990).. Он отправлялся к воде не столько отдыхать, сколько желая запечатлеть отдыхающих на фоне прекрасных сине-зелено-желтых пейзажей: будь то плавающие в море, катающиеся на лодках, беседующие за столиками, распивающие на песке принесенный разносчиком чай, сидящие в тени деревьев, загорающие или праздно прогуливающиеся по пляжу. Мода на пляжное времяпрепровождение была с явной симпатией зафиксирована Сафи практически на всех самых популярных побережьях тех лет.

Из архивных материалов известно, что и другой художник — Борис Эгиз — ездил на пляж Джаддебостан в сопровождении Сабанеевых и писал, что «купаться приятно» На основе архивных материалов из фонда 143 «Серая Шапшал» Библиотеки имени Врублевских города Вильнюса.. Бывал Эгиз и на дачах у знакомых в Эренкёе, где ему особенно нравился небольшой сосновый сад Там же. . Об этих дачах довольно подробно рассказано у исследовательницы Марины Сигирджи. В ее книге «Мы родом из Стамбула» опубликованы фотографии из архива семьи Сорокиных, снимавших на лето дачу в районе Гёзтепе: «Потомки эмигрантов много рассказывали о том, что русские на лето переезжали в этот район вместе со своим нехитрым скарбом. Цены на жилье были доступными. Именно на отдыхе многие бывшие соотечественники знакомились, затем дружили семьями» М. Сигирджи. Мы родом из Стамбула. По следам белоэмигрантов в Турции. Продолжение. Стамбул, 2021.. Глядя на эти снимки, сложно поверить, что они сделаны в Стамбуле, — настолько русским выглядит деревянный летний дом, со всеми этими чаепитиями и беседами в саду. Снимали в этом районе дачу и художник Николай Перов с женой Анной: в архиве семьи Сорокиных сохранились фотографии с русских посиделок в дачном саду, который, наверное, неоднократно писал Перов Там же..

В 1930-е на острове Бююкада в ссылке находился Лев Троцкий. С одной стороны, многим эмигрантам и местным жителям было любопытно видеть его там. С другой стороны, многие русские беженцы видели в Троцком прежде всего «поработителя России». Вот как встречу с ним описывала Мина Урган, старавшаяся подплыть к революционеру как можно ближе:

«Троцкий жил в резиденции на улице Низам на Бююкада, с садом, простирающимся до самого берега. Он никогда не гулял по улицам, но почти каждый день выходил на рыбалку на своей лодке. Однажды, когда я плавала в открытом море, я увидела лодку Троцкого. Обычно мы видели его лодку издалека, потому что на носу и корме стояли два русских телохранителя. В центре сидел рыбак-грек, который греб, а Троцкий держал удочку» M. Urgan. Bir Dinozorun Anıları. İstanbul, 2016..

Помимо рыбалки, Троцкий много работал на печатной машинке, звук которой, говорят, был слышен всем, кто проходил мимо его первой виллы, откуда ему с семьей (женой Натальей и сыном Левой) из-за пожара пришлось перебраться в другой дом, который, хотя и в плачевном состоянии, стоит и по сей день В августе 2024 года муниципалитет Принцевых островов объявил, что в скором времени во второй вилле, сегодня известной в Стамбуле как дом Троцкого, откроется музей-библиотека (скорее всего, подобная той, что уже существует в Мексике). B. Uras. Büyükada — Moris Danon Koleksiyonu. İstanbul, 2023.. Спроектированная архитектором Константиносом Димадисом, вторая вилла была просторной, полной света и с видом на Мраморное море Там же.. Экстерьерно она напоминает другой шедевр Димадиса — огромную греческую школу из красного кирпича в Фенере. Судя по опубликованным недавно фотографиям из коллекции Мориса Данона, революционер предпочитал гулять по острову в ранние часы, поэтому на снимках с его прогулок видны только старинные особняки да лодки на море. Троцкий редко выбирался куда-то с острова из соображений безопасности — разве что на заграничную конференцию, на охоту, к зубному врачу или чтобы погулять по Историческому полуострову и посетить храм Святой Софии, Голубую мечеть и Семибашенный замок Там же.. Когда же пришла пора покинуть Принцевы острова и ехать во Францию, революционер сказал следующее:

«Паркет нашей неухоженной старой виллы, покрашенный четыре месяца назад, все еще прилипает к ногам, когда по нему ходишь. Странно, но я чувствую, что таким же образом мои ноги прилипают к земле Принкипо после нескольких прожитых на ней лет» Там же..

Скорее всего, Льва Троцкого не единожды видела скульптор Ираида Барри, семья которой по выходным отдыхала на даче на холмах Бююкада. Сохранились свидетельства того, что она любила прогуливаться по тропам в сосновом лесу острова, наслаждаясь ароматом хвойных деревьев. Впрочем, в летнее время большому острову (Бююкада) семья часто предпочитала маленький — Бургазада. Сохранилось немало снимков, на которых Ираида и ее семья купаются и занимаются модными в то время водными видами спорта В частной коллекции Дженгиза Кахрамана, Турция.. Барри, как и другие «республиканские» городские леди, следившая за модой, запечатлена в популярных в то время купальных костюмах — похожие можно увидеть в передовых турецких журналах 1930-х. Интересно, что именно благодаря этим и другим фотографиям Ираиды, сделанным ее мужем Альбертом и через много лет собранным в различных антикварных магазинах Стамбула Дженгизом Кахраманом, стала известна история ее жизни. Глядя на сделанные на островах снимки и сравнивая их с «городскими» и студийными, кажется, что художница более расслаблена и наслаждается жизнью, несмотря на тяготы, связанные с болезнью дочери. И все же, наверное, никогда не удастся узнать, что скрывалось (если скрывалось) за лучезарной улыбкой художницы. Вспоминала ли она Крым? Думала ли о том, как сложилась бы ее творческая жизнь, не случись революция? Была ли она в эти летние дни счастлива в компании мужа, с которым, судя по ее неопубликованным воспоминаниям под названием «Зеркальные осколки», у нее были далеко не простые отношения?.. См. запись выступления Валентины Измирлиевой на конференции Cultural Encounters: Istanbul and Refugees from the Russian Empire (1919–1923).